Если уж возник вопрос о местонахождении самой Булгарии во время прибытия арабского посольства, то есть смысл сравнить археологические датировки двух вариантов. В отношении Гнёздово всё достаточно просто, курган Л-13 Авдусин датирует практически тем же годом, что и посольство Фадлана. Во время похода Святослава там фиксируется военный разгром и пожары. Руководитель Смоленской археологической экспедиции Т. А. Пушкина, рассматривая вопрос датировки, приводит мнение своего ученика:
«В недавней статье, посвящённой вопросам раннего политогенеза Смоленского Поднепровья и Подвинья, В. С. Нефёдов
разделил известные ему восемь гнёздовских кладов на две типохронологические группы
Всё это прекрасно соответствует тому, что нам известно о Булгаре. А вот если обратиться к Спасску-Татарскому, то там всё гораздо сложнее. Археологические поиски на городищах показывают, что в начале Х века там только зарождается жизнь, а вот реальные следы датируются либо концом Х века, либо ещё более поздним временем.
«В начале 1980-х гг. Е. П. Казаковым были сформулированы основные тезисы новой гипотезы и археологическая периодизация раннеболгарских древностей. Согласно ей археологически оправданным является отнесение верхней границы этого периода к последней четверти X в., причём весь X в. рассматривался как догосударственный, переходный этап от кочевания к оседлости, сопровождавшийся сменой булгарской языческой религии исламом.
Основных аргументов в пользу этого несколько. Во-первых, отсутствие многочисленных постоянных булгарских поселений IX–Х вв. Во-вторых, сохранение языческого обряда погребения в булгарских могильниках вплоть до третьей четверти X в. В-третьих, материальная культура поселений булгар второй половины Х в. сильно отличается от материалов могильников второй половины VIII–X в.» [27, с. 512].
В середине Х века Святослав разоряет город Булгар и изгоняет население, а у Камы ещё и городов-то нет, они как раз после изгнания здесь появляться начинают. И ислам сюда приходит в это же время, очевидно, вместе с пришедшими сюда булгарами. И сразу же начинаются стремительные изменения местного уклада жизни.
«Политические события Х в.: борьба за власть булгарской знати, уход части кочевых булгар и угров на запад — свидетельствуют, что распад кочевого уклада был настолько стремительным, что запустил новые механизмы развития экономического, хозяйственного уклада. Одним из следствий этого стало развитие булгарской поселенческой структуры, окончательно сформировавшейся уже в следующем, XI, столетии. Основой её стали неукреплённые поселения (селища)» [27, с. 562].
В принципе, отсутствие видимых следов булгар южнее Камы не считалось большой проблемой. Фадлан пишет о кочевниках, а кочевники не оставляют таких отчётливых следов, как оседлое население. И города булгары стали, мол, строить лишь после отъезда посольства. Царь Алмуш как раз рассчитывал на денежную помощь арабов для начала строительства крепости. Такое объяснение в принципе всех устроило.
Очень большое внимание было уделено поиску курганов, со столь красочно описанным Фадланом погребением знатного руса. Здесь все надежды возлагались на курганы в Балымерах. В 1870 году А. Н. Стоянов раскопал там 6 курганов, но по его же словам:
«Из Балымерских курганов мною было раскопано шесть. Все шесть курганов представляли насыпи песка, перемешанного с чернозёмом. В каждом из них на глубине 0,8–0,9 м были находимы зола, уголь и обгорелые кости больших домашних животных, но затем, несмотря на то, что рыли более чем 2,5 м вглубь и в стороны, — в курганах ничего не найдено» [30, с. 20].
Неудачные раскопки одни объясняли непрофессионализмом Стоянова, другие считали, что вскрыты были не курганы, а обычные холмы сходной формы, потому ничего там и не нашлось. Второй раз курганы вскрывались в 1882 году Н. П. Лихачёвым и П. А. Пономарёвым. Из семи холмов реальным курганом оказался только один.
П. А. Пономарёв писал о раскопках так:
«Раскопано было ещё 7 насыпей, шесть из них оказались вполне тождественными с раскопанными в 1871 г. (Стояновым), но одна представляла ясные признаки несомненного кургана. Послойная его раскопка обнаружила следующее: [...] кругом кострища на прилегающей к нему тонкой прослойке пепла симметрично расположены были следующие вещи: у юго-восточной стороны кострища — глиняный сосуд с круглым плоским дном; у северо-восточной — ряд медных пластинок, напоминающих поясной набор и расположенных в виде круга, в центре которого находилось железное огниво; у юго-западной — большой ржавый железный меч с широким и изогнутым клинком [...]. Эта картина погребения, конечно, далеко ещё не даёт полной аналогии с характеристикой Ибн-Фадлана, но в ней есть и некоторые общие черты» [29].
Эта находка оказалась наиболее интересной, в остальных курганах удалось обнаружить только угли, кости и мелкие предметы. Были найдены и захоронения без сожжения. По найденным монетам их датировали ХIII веком или позже. Курганы с сожжением, видимо, постарше. Находка меча обнадёживала, однако все последующие поиски так ничего и не дали. Найденный меч в кургане с кремацией стал самой значимой находкой, но никакого особого сходства с описанием Фадлана там не обнаружилось. Ничего не дали и последующие изыскания. Позже раскопанный ещё один перспективный курган Шолом оказался языческим святилищем без захоронений. Так что статья Спицына появилась не на ровном месте, разочарование было действительно велико. Как уже говорилось, скепсис Спицына был резко отвергнут ведущими специалистами, но его они тоже не убедили. В архивах его главного оппонента Тизенгаузена позже было найдено письмо Спицына по поводу этой полемики:
«Я уже ознакомился с Вашей защитой Ибн-Фадлана, и очень жалею, что Вы здесь приняли слишком пренебрежительный тон. Поднятый мною вопрос серьёзнее, чем думается на первый взгляд, и не так-то легко одним взмахом пера сбить меня с моей позиции. Моя постановка вопроса уже потому вполне серьёзна, что она единственно научная, так как сочинение Ибн-Фадлана до сих пор имеет только панегиристов и комментаторов и не имеет критиков. Спорить с Вами много и долго я не буду, потому что не имею на это времени и расположения; я спокоен за свою мысль, зная, что всякий новый взгляд усваивается только со временем. Смело говорю это, хотя хорошо знаю, что Вы по поводу такого заявления скажете. Искренне благодарный за Ваше доброе отношение ко мне, А. Спицын» [22].
Понятное дело, не мог Спицын найти на берегах Волги следы тех событий, что происходили совсем в другом месте. Их нашли Авдусин и Третьяков на Днепре. Там оказались и святилища русов, и парное захоронение в лодье. И то, и другое в мельчайших деталях совпало с описанием Фадлана. Вывод, кстати, из этих находок был сделан не менее замысловатый, чем все предыдущие. Спицын, оказывается, напрасно утверждал, что нет следов тех обрядов, которые пересказывал Фадлан. Наоборот, эти обряды были распространены весьма широко и найдены даже в Поднепровье. Ну а на волжских берегах их просто время не пощадило. Как видим, чем дальше от фактов, тем гибче теория.