Николай Чубрик

Ибн Фадлан. Между Спицыным и Авдусиным

Трактовки и реконструкция

В 1814 году датский ежемесячник «Athene» опубликовал статью Я. Расмуссена «О знакомстве и торговле арабов с Россией и Скандинавией в средние века». Именно она пробудила интерес исследователей к текстам Фадлана, которые на тот момент были доступны только в виде обширных цитат в «Географическом словаре» Якута начала XIII века. Всего пять лет прошло с момента смерти Шлёцера, одного из главных творцов норманской теории. Споры вокруг скандинавских корней Руси были в разгаре, потому на статью сразу обратили внимание специалисты. Первый капитальный труд по текстам Фадлана принадлежит академику Х. Френу. В 1822 году он издал на латыни работу о хазарах и башкирах по текстам Фадлана и других арабских авторов, через год на немецком языке — работу о русах в тех же источниках. В 1832 году выходит его работа о Волжской Булгарии и «Записке» того же Фадлана.

Работа Френа серьёзно укрепила позиции норманской теории. Её оппоненты так и не смогли предложить какую-то иную трактовку этого похода. Она стала стандартом на целое столетие. Академик В. Розен оценивал результаты работы Френа так:

«И так велико было обаяние Френа, настолько ошеломляющим оказалось впечатление, произведённое его, по-видимому, необъятной эрудицией и мощностью его анализа, что все те, которые были в состоянии по справедливости оценить величие совершённого им научного подвига, т. е. ориенталисты, как бы согласились признать результаты, добытые Френом относительно Ибн-Фадлана, окончательными и бесповорот­ными, и следовательно не подлежащими пересмотру. [...]

Мне кажется, что настала пора для ориенталистов спросить себя: неужели в 1902 г. нельзя ничего прибавить к тому, что сказал Френ в 1823 г.?» [26, c. 40–41].

Обряд сожжения в лодье хорошо известен в Скандинавии, а Фадлан именно так и описывал похороны знатного руса. Это прекрасно вписывалось в норманскую теорию, и она обрела в свидетельствах Фадлана ещё одну твёрдую опору. Оппоненты в свою очередь указывали на явно славянское святилище русов, совершенно не свойственное скандинавам. Не могли же скандинавские колонисты столь легко отказаться от своих богов, приняв верования местной челяди. Да и поведение воинственных викингов-грабителей на западе совершенно не похоже на поведение покладистых варягов-торговцев, обстоятельно обустраивающихся на востоке. Потому варягов предлагалось не смешивать с викингами. Те, мол, скандинавы, жгут и грабят по всей Европе и поклоняются своему Одину, а наши варяги, дескать, славяне, торгуют и строят, а поклоняются славянскому Перуну. А что обряд сожжения сходен, так у язычников так принято: воину в могилу меч кладут, чаще всего сломав его, женщине украшения, торговцу товары и деньги, а мореходу без корабля в загробном мире тоже никак нельзя. Знатный рус приплыл торговать на корабле, на корабле его и сжигают. Во время церемонии Фадлан разговаривал с одним из русов через своего переводчика. Из названных им спутников таковым мог быть только Барис ас-Саклаби, т. е. славянин. Это могло бы означать, что язык русов тоже славянский.

Но эти рассуждения легко парировались доводом, что цели у скандинавов на востоке и западе слишком разные, потому и поведение столь непохоже. Утверждалось, что сменить богов и манеру поведения толерантные викинги могли запросто, а вот повторить чужой похоронный обряд славяне не могли ни при каких обстоятельствах. Эта точка зрения и возобладала. Правда, попытки сменить языческих богов на христианство те же толерантные скандинавы неоднократно пресекали изгнанием короля, посягнувшего на веру предков. Только в XIII веке удалось заставить их сменить веру. Но это детали, дома скандинавы могли быть более консервативны, чем в дальних краях.

Гораздо меньше споров вызвал сам маршрут каравана. Хотя Ибн Фадлан целых 15 раз повторил, что посольство прибыло к царю славян, но в эпизоде с молитвой царь дважды был назван повелителем Булгара. Это было воспринято как визит в Волжскую Булгарию, где хоть и позже, во времена Золотой Орды, находился известный город Булгар. Рекой Атиль в этом случае оказывалась Волга, а её некоторые народы и поныне называют Атал. Никаких славян там быть в то время не могло, а в качестве русов наверняка выступали скандинавы.

То, что Фадлан так упорно именовал жителей Волжской Булгарии славянами, конечно же смущало, но объяснения этому быстро нашлись. Одно из них утверждает, что арабы придумали термин «ас-сакалиба» ещё до появления славянского народа, поэтому название это применялось ко всем северным народам без разбору. Только потом, когда славяне стали заметной силой, термин этот закрепился уже за ними конкретно. Потому у Фадлана и путаница, славянами он именует булгар, а это те, кого сегодня называют татарами. Никакие они, конечно же, не славяне. Другая точка зрения говорит, что арабы с терминологией определились изначально, да вот булгарский царь сам ввёл их в заблуждение, соврав в письме, что является повелителем ещё и славян. Он просто набивал себе цену, рассчитывая выторговать помощь в строительстве крепости. Ибн Фадлан подвох попросту не заметил, даже несмотря на то, что общался с царём через своего славянского переводчика Бариса ас-Саклаби. Трудно сказать, что в этой версии так подкупало исследователей, но её приняли многие. Надо же было как-то объяснить славян в Волжской Булгарии. Непросто оказалось объяснить и наличие русов на Волге во времена князя Игоря, однако замена их на вездесущих скандинавов вполне решала проблему. Наконец, по ещё одной точке зрения предлагалось считать славянами Ибн Фадлана уцелевших представителей местной именьковской археологической культуры, славянская принадлежность которой остаётся спорной.

В конечном итоге анализ этой стороны текста специалистами свёлся к тому, что славян в нём нужно заменить на булгар, подразумевая под ними сегодняшних татар, ну а русов заменить на скандинавов. Этот результат и был принят за основу. В современных работах такую замену иногда делают сразу же при переводе с арабского.

Рис. 1. Хрестоматийный вариант маршрута
Рис. 1. Хрестоматийный вариант маршрута
Рис. 2. Спасск-Татарский в роли Булгара
Рис. 2. Спасск-Татарский в роли Булгара

Маршрут посольства исследователям рисовался приблизительно так (рис. 1). Из Багдада посольство прибыло в Бухару, затем в Старый Ургенч, откуда весной двинулось в путь на север. Караван прошёл между Аральским и Каспийским морями по плато Устюрт, форсировал ряд небольших рек и затем оказался у реки Урал. Река в то время разлилась от таяния снегов, и при переправе через неё утонули многие люди и верблюды. Ибн Фадлан описывает её как гигантскую реку Джайх, равной которой он никогда не видел. Это название вполне перекликается с её прежним именем Яик, так что отождествление вполне надёжно. Далее посольство пересекает ещё 14 рек, притоков Волги, и прибывает в ставку царя у каких-то трёх озёр. Такой объект действительно имеется недалеко от слияния Волги с Камой, это посёлок Три Озера, в котором и впрямь расположились сразу три небольших водоёма. От него до древнего Булгара менее 10 километров на север (рис. 2).

А на таком же расстоянии юго-западнее находится посёлок Балымеры, где есть группа древних курганов. В одном из них, пожалуй, и захоронен тот знатный рус, о котором писал Фадлан. Казалось бы, всё сходится и ничто не вызывает особых сомнений. Вот только со славянами как-то не очень складно получается.

О походе Фадлана судили лишь по обширным цитатам в «словаре» Якута, пока в Иране не был наконец обнаружен востоковедом Зеки Валиди Тоганом текст самого Ибн Фадлана. Случилось это в 1923 году, а в конце 1930-х гг. фотокопия документа была передана правительством Ирана в дар Академии наук СССР. Уже в 1939 году появился немецкий перевод текста, выполненный З. В. Тоганом, и одновременно русский перевод А. П. Ковалевского [25], вышедший тогда под редакцией академика И. Ю. Крачковского. Второе издание перевода Ковалевского было посвящено памяти Крачковского и вышло в 1956 году [15].

Два издания русского перевода существенно отличаются друг от друга тем, что в первом всё внимание автора направлено исключительно на точность и полноту перевода. Каждое неоднозначно читаемое слово сопровождается комментариями, которых оказалось почти втрое больше самого текста. Особо можно отметить то, что в приложении приводится и сам арабский текст, переданный правительством Ирана. Второе же издание основное внимание уделяет трактовкам, реконструкции маршрута и устранению множества неприятных расхождений трактовок с текстом источника.

Таких расхождений оказалось немало. Ибн Фадлан упорно называл подданных царя славянами, а трактовали их как волжских булгар. Автор перечислял реки на пути каравана, и среди них была некая гигантская река, равной которой он никогда не встречал, а на пути в Волжскую Булгарию крупных рек вообще нет. Автор указывал даты начала пути и прибытия, и сам же подсчитал, что в пути караван был ровно 70 дней, а расстояние до Волжской Булгарии явно маловато для такого перехода. Наконец, он описал встреченные народы, но попытка их расположения на пути в Волжскую Булгарию приводит к очевидному абсурду. Поскольку о пересмотре самого маршрута не могло быть и речи, то задача виделась в том, чтобы изменить прочтение неудобных мест либо найти им более подходящую трактовку.